Неточные совпадения
Она, не выпуская
руки его, вошла в гостиную. Княгиня, увидав их, задышала часто и тотчас же заплакала и тотчас же засмеялась и таким энергическим шагом, какого не ждал Левин, подбежала к ним и,
обняв голову Левину, поцеловала его и обмочила его щеки слезами.
— Анна, за что так мучать себя и меня? — говорил он, целуя ее
руки. В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухом звук слез в его голосе и на
руке своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстную нежность; она
обнимала его, покрывала поцелуями его
голову, шею,
руки.
Я ее крепко
обнял, и так мы оставались долго. Наконец губы наши сблизились и слились в жаркий, упоительный поцелуй; ее
руки были холодны как лед,
голова горела. Тут между нами начался один из тех разговоров, которые на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить: значение звуков заменяет и дополняет значение слов, как в итальянской опере.
Их дочки Таню
обнимают.
Младые грации Москвы
Сначала молча озирают
Татьяну с ног до
головы;
Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
И что-то бледной и худой,
А впрочем, очень недурной;
Потом, покорствуя природе,
Дружатся с ней, к себе ведут,
Целуют, нежно
руки жмут,
Взбивают кудри ей по моде
И поверяют нараспев
Сердечны тайны, тайны дев.
Но она сама, схватив его за
руку, заставила сесть рядом с собою и, крепко
обняв голову его, спросила быстрым, тревожным шепотом...
Однажды, когда Варвара провожала Самгина, он, раздраженный тем, что его провожают весело,
обнял ее шею, запрокинул другой
рукою голову ее и крепко, озлобленно поцеловал в губы. Она, задыхаясь, отшатнулась, взглянула на него, закусив губу, и на глазах ее как будто выступили слезы. Самгин вышел на улицу в настроении человека, которому удалась маленькая месть и который честно предупредил врага о том, что его ждет.
Драка пред магазином продолжалась не более двух-трех минут, демонстрантов оттеснили, улица быстро пустела; у фонаря,
обняв его одной
рукой, стоял ассенизатор Лялечкин, черпал котелком воздух на лицо свое; на лице его были видны только зубы; среди улицы столбом стоял слепец Ермолаев, разводя дрожащими
руками, гладил бока свои, грудь, живот и тряс бородой; напротив, у ворот дома, лежал гимназист, против магазина,
головою на панель, растянулся человек в розовой рубахе.
Дома, едва он успел раздеться, вбежала Дуняша и,
обняв за шею, молча ткнулась лицом в грудь его, — он пошатнулся, положил
руку на
голову, на плечо ей, пытаясь осторожно оттолкнуть, и, усмехаясь, подумал...
Но, подойдя к двери спальной, он отшатнулся: огонь ночной лампы освещал лицо матери и
голую руку,
рука обнимала волосатую шею Варавки, его растрепанная
голова прижималась к плечу матери. Мать лежала вверх лицом, приоткрыв рот, и, должно быть, крепко спала; Варавка влажно всхрапывал и почему-то казался меньше, чем он был днем. Во всем этом было нечто стыдное, смущающее, но и трогательное.
Она бросалась на гроб,
обнимала его
руками, клала на него
голову, на минуту умолкала, потом со стоном начинала опять свою плачевную песнь.
— Да чего тебе! Пусть он к тебе на постель сам вскочит. Иси, Перезвон! — стукнул ладонью по постели Коля, и Перезвон как стрела влетел к Илюше. Тот стремительно
обнял его
голову обеими
руками, а Перезвон мигом облизал ему за это щеку. Илюшечка прижался к нему, протянулся на постельке и спрятал от всех в его косматой шерсти свое лицо.
— Эх, не секрет, да и сам ты знаешь, — озабоченно проговорила вдруг Грушенька, повернув
голову к Ракитину и отклонясь немного от Алеши, хотя все еще продолжая сидеть у него на коленях,
рукой обняв его шею, — офицер едет, Ракитин, офицер мой едет!
— Мне, мне пугать? — вскричал вдруг Митя, вскинув вверх свои
руки. — О, идите мимо, проходите, не помешаю!.. — И вдруг он совсем неожиданно для всех и, уж конечно, для себя самого бросился на стул и залился слезами, отвернув к противоположной стене свою
голову, а
руками крепко обхватив спинку стула, точно
обнимая ее.
И пальцы Веры Павловны забывают шить, и шитье опустилось из опустившихся
рук, и Вера Павловна немного побледнела, вспыхнула, побледнела больше, огонь коснулся ее запылавших щек, — миг, и они побелели, как снег, она с блуждающими глазами уже бежала в комнату мужа, бросилась на колени к нему, судорожно
обняла его, положила
голову к нему на плечо, чтобы поддержало оно ее
голову, чтобы скрыло оно лицо ее, задыхающимся голосом проговорила: «Милый мой, я люблю его», и зарыдала.
По всем бывшим примерам, и даже по требованию самой вежливости, Бьюмонту следовало бы
обнять ее и поцеловать уже в губы; но он не сделал этого, а только пожал ее
руку, спускавшуюся с его
головы.
Потом он видел, как она медленно и спокойно подошла к нему,
обняла его своими
голыми руками и безмолвно прильнула к его лицу горевшими губами.
Аня. Приезжаем в Париж, там холодно, снег. По-французски говорю я ужасно. Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, я
обняла ее
голову, сжала
руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала…
Манька заперла за нею дверь на крючок и села немцу на одно колено,
обняв его
голой рукой.
Помутилися ее очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на колени,
обняла руками белыми
голову своего господина доброго,
голову безобразную и противную, и завопила источным голосом: «Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного…» И только таковы словеса она вымолвила, как заблестели молоньи со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела каменная в пригорок муравчатый, и упала без памяти молода дочь купецкая, красавица писаная.
Она быстро обернулась ко мне и, раскрыв широко
руки,
обняла мою
голову и крепко и горячо поцеловала меня. Бог знает, кого искал этот долгий, прощальный поцелуй, но я жадно вкусил его сладость. Я знал, что он уже никогда не повторится.
Можно рассмотреть, как Братковский крепко
обнял Наташу одной
рукой и, наклонив
голову, что-то внимательно слушал.
Мать подошла к нему, села рядом и
обняла сына, притягивая
голову его к себе на грудь. Он, упираясь
рукой в плечо ей, сопротивлялся и кричал...
— Перестаньте, Саша! — спокойно сказал Николай. Мать тоже подошла к ней и, наклонясь, осторожно погладила ее
голову. Саша схватила ее
руку и, подняв кверху покрасневшее лицо, смущенно взглянула в лицо матери. Та улыбнулась и, не найдя, что сказать Саше, печально вздохнула. А Софья села рядом с Сашей на стул,
обняла за плечи и, с любопытной улыбкой заглядывая ей в глаза, сказала...
Это кричала та самая простоволосая женщина с
голыми руками, которая только что
обнимала Лещенку. Ромашов раньше не видел ее. Она стояла в нише за печкой и, упираясь кулаками в бедра, вся наклоняясь вперед, кричала без перерыва криком обсчитанной рыночной торговки...
Худенькая красивая женщина — ее раньше Ромашов не заметил — с распущенными черными волосами и с торчащими ключицами на открытой шее
обнимала голыми руками печального Лещенку за шею и, стараясь перекричать музыку и гомон, визгливо пела ему в самое ухо...
— Adieu, — повторила Полина, и когда князь стал целовать у нее
руку, она не выдержала,
обняла его и легла к нему
головой на плечо. По щекам ее текли в три ручья слезы.
С лица капитана капал крупными каплями пот;
руки делали какие-то судорожные движения и, наконец,
голова затекла, так что он принужден был приподняться на несколько минут, и когда потом взглянул в скважину, Калинович,
обняв Настеньку, целовал ей лицо и шею…
Прошло еще мгновенье — и оба преступника — Санин и Джемма — уже лежали на коленях у ног ее, и она клала им поочередно свои
руки на
головы; прошло другое мгновенье — и они уже
обнимали и целовали ее, и Эмиль, с сияющим от восторга лицом, вбежал в комнату и тоже бросился к тесно сплоченной группе.
— И царь протянул к нему
руку, а Кольцо поднялся с земли и, чтобы не стать прямо на червленое подножие престола, бросил на него сперва свою баранью шапку, наступил на нее одною ногою и, низко наклонившись, приложил уста свои к
руке Иоанна, который
обнял его и поцеловал в
голову.
Когда я подошел, она
обняла меня за шею
голой, горячей
рукою и сказала...
Когда стали погружать в серую окуровскую супесь тяжёлый гроб и чернобородый пожарный, открыв глубочайшую красную пасть, заревел, точно выстрелил: «Ве-еч…» — Ммтвей свалился на землю, рыдая и биясь
головою о чью-то жёсткую, плешивую могилу, скупо одетую дёрном. Его
обняли цепкие
руки Пушкаря, прижали щекой к медным пуговицам. Горячо всхлипывая, солдат вдувал ему в ухо отрывистые слова...
«Не пойдёт!» — думал он. И вдруг почувствовал, что её нет в сенях. Тихо и осторожно, как слепой, он вошёл в комнату Палаги, — женщина стояла у окна, глядя в сад, закинув
руки за
голову. Он бесшумно вложил крючок в пробой,
обнял её за плечи и заговорил...
— Спасибо! — ласково кивнув
головой, молвила она, взяв лепёшку. Кисти
рук у неё были узенькие, лодочкой, и когда она брала что-нибудь, тонкие пальцы
обнимали вещь дружно, ласково и крепко.
Елена то сидела на кровати,
обняв колени
руками и положив на них
голову, то подходила к окну, прикладывалась горячим лбом к холодному стеклу и думала, думала, до изнурения думала все одни и те же думы.
Проводив его глазами, Егорушка
обнял колени
руками и склонил
голову… Горячие лучи жгли ему затылок, шею и спину. Заунывная песня то замирала, то опять проносилась в стоячем, душном воздухе, ручей монотонно журчал, лошади жевали, а время тянулось бесконечно, точно и оно застыло и остановилось. Казалось, что с утра прошло уже сто лет… Не хотел ли бог, чтобы Егорушка, бричка и лошади замерли в этом воздухе и, как холмы, окаменели бы и остались навеки на одном месте?
Он нагнулся и поцеловал ей
руку, она неловко поцеловала его холодными губами в
голову. Он чувствовал, что в этом любовном объяснении нет главного — ее любви, и есть много лишнего, и ему хотелось закричать, убежать, тотчас же уехать в Москву, но она стояла близко, казалась ему такою прекрасной, и страсть вдруг овладела им, он сообразил, что рассуждать тут уже поздно,
обнял ее страстно, прижал к груди и, бормоча какие-то слова, называя ее ты, поцеловал ее в шею, потом в щеку, в
голову…
И, как бы желая доказать, что он действительно мог бы быть"таким", если б не"такое время", он
обнял меня одной
рукой за талию и, склонив ко мне свою
голову (он выше меня ростом), начал прогуливать меня взад и вперед по комнате. По временам он пожимал мои ребра, по временам произносил:"так так-то"и вообще выказывал себя снисходительным, но, конечно, без слабости. Разумеется, я не преминул воспользоваться его благосклонным расположением.
Илья сначала отталкивал её от себя, пытаясь поднять с пола, но она крепко вцепилась в него и, положив
голову на колени, тёрлась лицом о его ноги и всё говорила задыхающимся, глухим голосом. Тогда он стал гладить её дрожащей
рукой, а потом, приподняв с пола,
обнял и положил её
голову на плечо себе. Горячая щека женщины плотно коснулась его щеки, и, стоя на коленях пред ним, охваченная его сильной
рукой, она всё говорила, опуская голос до шёпота...
Услыхав за дверью тяжёлый грохот железа, он сел на пол,
обнял руками колени и опустил
голову.
Сильно взмахнув
руками,
обнял ее Давыд и приник к ней
головою.
Пётр высунулся из окна, загородив его своей широкой спиною, он увидал, что отец,
обняв тёщу, прижимает её к стене бани, стараясь опрокинуть на землю, она, часто взмахивая
руками, бьёт его по
голове и, задыхаясь, громко шепчет...
Соломон не ответил. Правая
рука его была под
головою Суламифи, а левою он
обнимал ее, и она чувствовала его ароматное дыхание на себе, на волосах, на виске.
Спустя небольшое время Суламифь лежит
головою на груди Соломона. Его левая
рука обнимает ее.
Правая
рука у нее под
головой, левой он
обнимает ее.
Бедная женщина заплакала и звала мимовольно ту же ладонь, чтобы она была в эту минуту под ее
головою и чтоб другая его же
рука обняла ее истерически дрожавшие плечи.
Катерина Львовна улеглась молча и так пролежала до утра. Она хотела себе сказать: «не люблю ж его», и чувствовала, что любила его еще горячее, еще больше. И вот в глазах ее все рисуется, все рисуется, как ладонь его дрожала у той под ее
головою, как другая
рука его
обнимала ее жаркие плечи.
Варвара, свесив
голову на стол и
обняв обеими
руками остаток каравая, спала крепко-накрепко; свет от догоравшей лучины отражался лишь в углу на иконе; остальная часть избы исчезла в темноте; где-где блистала кочерга или другая домашняя утварь; с печки слышалось едва внятное легкое храпенье обоих ребятишек.
Его гимназическое пальто, фуражка, калоши и волосы на висках были покрыты инеем, и весь он от
головы до ног издавал такой вкусный морозный запах, что, глядя на него, хотелось озябнуть и сказать: «Бррр!» Мать и тетка бросились
обнимать и целовать его, Наталья повалилась к его ногам и начала стаскивать с него валенки, сестры подняли визг, двери скрипели и хлопали, а отец Володи в одной жилетке и с ножницами в
руках вбежал в переднюю и закричал испуганно...
Он
обнял меня одною
рукой и наклонился к моему лицу. «Пускай, пускай еще и еще накопляется стыд и грех на мою
голову».
Он сел на диван и
обнял голову руками, сдерживая непонятную радость, наполнявшую все его существо, потом опять прошелся и сел за работу. Но мысли, которые он вычитывал из книги, не удовлетворяли его. Ему хотелось чего-то гигантского, необъятного, поражающего. Под утро он разделся и нехотя лег в постель: надо же было спать!